— Стреннинг, — холодно бросил он в трубку и стал ждать ответного отклика.
— Не дай Реймонду узнать, что это я, — неожиданно произнес знакомый женский голос. — Не называй меня по имени.
Жаклин! Зачем, во имя всего святого, Жаклин звонит ему?
— Не волнуйся, — проскрежетал он, — не узнает.
— Ты можешь разговаривать свободно, Вудроу?
— Да. Я все равно пропускаю эту раздачу. Говорю из холла, так что меня никто не слышит. Мне и в голову, естественно, не приходило, что это можешь быть ты.
— Естественно. Не волнуйся. Разговор будет коротким. У меня всего один вопрос к тебе, Вудроу. Почему? Почему ты занялся расследованием моего прошлого?
Он вздрогнул, поняв, что ситуация, которая позволяла Реймонду наслаждаться местью всю последнюю неделю, изменилась. Но, с его точки зрения, это было только к лучшему. Когда играешь с огнем, часто обжигаешься, и очень серьезно. А Жаклин — самый худший, самый разрушительный огонь. Пора бы уже Реймонду изгнать эту ведьму из своей жизни раз и навсегда.
— Я так понимаю, что ты нашла отчет, — сухо произнес он. Типично для таких женщин: вынюхивать и подсматривать, рыться в чужих бумагах и личных вещах. Видно, стоило только Реймонду уйти, и она кинулась разыскивать что-нибудь вроде банковских отчетов.
— Да, я прочитала его. И пленки прослушала. Все до единой.
Голос ее звучал расстроено и в то же время возмущенно, что совершенно не удивляло. Не самое приятное чтение, и еще менее приятное слушанье.
— Что ж, — сказал Вудроу, — я рад этому. Я с самого начала не соглашался с решением Рея ничего не говорить тебе об отчете. Но, поверь мне, он собирался сказать… в свое время. Не думай, что он решил забыть о твоем прошлом и позволить тебе спокойно наслаждаться жизнью. И не думай, что получишь хоть цент из его денег. Потому что это не так. Твоя игра закончена, Жаклин. Я тебе советую не множить потери, быстренько собрать драгоценности, которыми он наверняка осыпал тебя с головы до ног, прихватить свои тряпки и бежать, пока Рей не вернулся. Не то он оставит тебя в еще больших дураках, чем ты его. Потому что именно этим он и занимался с прошлой субботы, с тех пор как узнал, кто ты на самом деле. Получал от тебя то единственное, что можно получить, чтобы хоть как-то компенсировать потраченные на тебя деньги, прежде чем вышвырнуть на улицу, откуда ты и пришла.
Жаклин задохнулась, и ее полувздох-полустон донесся до ушей удовлетворенного Вудроу.
— Что, больно, да? — прорычал он. — Отлично. Потому что тебе надо было видеть Рея в прошлую субботу, когда я сказал ему правду. Я никогда ничего подобного в жизни своей не видел. Он был убит, просто убит!
— Господи! О, Рей, бедный Рей. Но ты… ты не прав в отношении меня, Вудроу. И мне кажется, в отношении Рея ты тоже заблуждаешься. Не сомневаюсь, что ему было очень больно, когда он прочитал отчет. Вряд ли мне удастся выразить, как я сожалею об этом. Возможно, он сначала действительно жаждал мести, но в течение этой недели передумал и переменил свое мнение обо мне. Он увидел, что я люблю его, по-настоящему люблю. Понял, почему я стала такой, про которую написано в чертовом отчете. Он купил нам дом, ты знаешь это, Вудроу? Большой дом для большой семьи. Разве так делает мужчина, готовый бросить жену?
Стреннинг был озадачен услышанной новостью. Реймонд ни словом не упомянул о покупке дома. Но, с другой стороны, у них за прошедшую неделю не было возможности не то чтобы встретиться, но и перекинуться даже парой фраз. Он провел четыре дня в Париже, готовя цикл передач о немногочисленных французских поклонниках бейсбола. А сегодня вечером рассчитал время так, чтобы прийти к самому началу игры. Сегодня он ощущал себя не готовым к обмену ядовитыми репликами с Вероникой.
И все же, если Реймонд и впрямь переменил свое мнение о жене, то обязательно сказал бы ему об этом. Нет-нет, она, как утопающий, хватается за соломинку.
— Ты в этом уверена? Совершенно уверена? — насмешливо переспросил он. — Это ведь очень просто — сделать первый взнос, знаешь ли, милая красавица. Совсем другое дело — договориться обо всех условиях сделки и подписать контракт. Он просто дурит тебе голову, чтобы ты еще какое-то время без колебаний делала все, что ему вздумается. Поверь мне, Жаклин, ничего из этого не выйдет, не будет у тебя ни дома, ни мужа. Или это будет уже не Реймонд.
— Я… я не верю тебе, Вудроу, — произнесла Жаклин, и голос выдал сотрясающую ее дрожь. — Рей никогда бы не поступил так подло, никогда!
— Правда? Тогда почему бы тебе ни спросить у него напрямую, когда он вернется сегодня?
— Я… Меня уже здесь не будет.
— Превосходно! Отличная мысль!
— Уверена, ты именно так и думаешь. Только вот Рей может с тобой не согласиться. Но теперь уж ничего не поделаешь: все погибло. Это я понимаю. Наш брак мог бы и состояться, если бы не вмешался ты.
— Ты имеешь в виду, если бы моя дальняя родственница Лиз не оказалась твоей соседкой в Лос-Анджелесе?
— Твоя… твоя родственница?.. О, понимаю, теперь я все понимаю…
— Сомневаюсь. Такие женщины, как ты, Жаклин, редко способны понять что-то, кроме своих честолюбивых и алчных устремлений. Вы даже не отдаете себе ответа в том, что позади остаются разрушенные людские судьбы. Мужчины для вас всего лишь жалкие олухи, способные только приносить туго набитый бумажник.
— Знаешь, Вудроу, Рей как-то сказал мне, что ты никак не преодолеешь болезненный период неприятия женщин после своего развода. Так вот, он был не прав, — медленно сказала Жаклин. — Это не период. Ты вообще человек с исковерканным восприятием людских отношений. Я люблю Рея. Это не я, а ты сделал ему больно, это ты сломал ему жизнь, Вудроу. Он мог бы быть счастлив со мной. Мы оба могли бы быть счастливы и сделали бы так, чтобы счастливых в нашей семье стало больше. А теперь все пропало…